Завещание алхимика - Страница 43

Он сам удивился, с чего так рассвирепел. Очевидно, после всего случившегося нервы совсем расшатались. На Ленскую, однако, его слова не произвели сильного впечатления.

– Ах, вот как? – только и спросила она и поглядела на Старыгина очень внимательно.

Глаза ее перестали слезиться, и кашель прошел, даже спина выпрямилась, и про больную ногу она забыла.

Дмитрий Алексеевич почувствовал себя очень неуютно. Пристальный взгляд Ленской действовал на Старыгина, как нервно-паралитический газ. Или как действует взгляд королевской кобры на молодого кролика. Короче, все мысли в голове Дмитрия Алексеевича смешались, а на лбу от напряжения выступила испарина.

Он полез в карман за платком, чтобы вытереть лоб и выиграть немного времени… но вместе с платком вытащил из кармана какой-то небольшой тяжелый предмет, который с громким стуком запрыгал по ступеням лестницы.

И тут Ленская, несмотря на свой радикулит, остеохондроз, больные суставы, отложение солей и прочие заболевания опорно-двигательного аппарата, коршуном метнулась мимо Старыгина и схватила выпавший из его кармана предмет раньше, чем Дмитрий Алексеевич успел понять, что же он такое уронил.

Подхватив потерю, Ленская выпрямилась, сжимая ее в руке, и торжествующе взглянула на Старыгина.

– Так-так-так! – проговорила она и снова закашлялась. – Вот какие интересные вещи вы носите в кармане!

Дмитрий Алексеевич похолодел: в руке Ленской был оловянный солдатик. Солдатик в синем мундире, перетянутом желтыми ремнями портупеи.

Тот самый солдатик, которого Старыгин нашел возле тела художника Синдерюхина. И очень похожий на того, который обнаружился на старой даче в Комарове возле покойного Никанорыча. Как там говорили Боренька и Глебушка? Эти солдатики не оловянные, а свинцовые… Что-то там намудрил с ними в свое время Фридрих Розенберг, алхимик при дворе герцога Мекленбургского…

Дело было плохо. Единственная линия, которой он мог придерживаться, – ни в чем не сознаваться и изображать полную неосведомленность. В конце концов, Ленская же не ясновидящая! Она не может знать, откуда у него этот солдатик!

– Откуда это у вас? – осведомилась Ленская, от которой не скрылась растерянность Дмитрия Алексеевича. – И зачем вы все-таки шли к Переверзеву?

– Я этого солдатика нашел у себя дома… – срочно выдал Старыгин заведомую ложь. – Наводил порядок в кладовке и случайно нашел в одной из коробок. А к Переверзеву шел, поскольку знаю, что он коллекционирует такие редкости. Хотел расспросить его, что он может сказать про эту фигурку… Кстати, верните мне солдатика…

– Вот как? – Ленская смотрела на него недоверчиво и вовсе не спешила возвращать свинцовую фигурку.

Александра Павловна не просто тянула время – она прокручивала в голове криминальные сводки за последние дни, потому что помнила – где-то в них промелькнуло имя Старыгина.

– Так если у вас больше нет вопросов, я, пожалуй, пойду! – напомнил ей Старыгин о своем существовании.

И тут она вспомнила.

Накануне в поселке Комарово Курортного района произошло убийство одинокого пенсионера Николая Никаноровича Хворостова. Убийство было очень странное, очень необычное – старика прикончили среди белого дня, из его дома ничего не украли, но самое главное – дикий, удивительный метод убийства. Хворостову залили горло расплавленным оловом.

Кажется, только испанские инквизиторы казнили так еретиков и вероотступников.

И вот в отчете об этом жутком убийстве промелькнула фамилия Старыгина.

Дмитрий Алексеевич был, по-видимому, последним, кто видел Хворостова живым. Вроде бы у него имелось алиби, но он все же был если не подозреваемым, то одним из главных свидетелей. И вот теперь он снова попался на пути Ленской…

– Так я могу идти? – снова напомнил о себе Старыгин и ненавязчиво протянул руку за солдатиком.

– Да, разумеется! – промурлыкала Ленская, как кошка, подкараулившая мышь. – Только, Дмитрий Алексеевич, раз уж мы встретились, я хочу задать вам еще один вопрос…

Старыгин насторожился: по прежним встречам с майором Ленской он помнил эту вкрадчивую интонацию и понимал, что она гораздо опаснее резкого и сурового голоса, каким Александра Павловна разговаривала до сих пор.

– Слушаю вас! – проговорил он неуверенно.

– Скажите, Дмитрий Алексеевич, что вы делали позавчера?

– Позавчера? – переспросил Старыгин, пытаясь выиграть время и прикидывая, что именно ей может быть известно. – А в какое конкретно время?

– Конкретно – между часом дня и двумя часами… то есть между тринадцатью и четырнадцатью часами по московскому времени.

«Плохо! – подумал Старыгин в панике. – Очень плохо! Она все знает про Никанорыча! Вот ведь въедливая особа! Это же произошло не в городе, не на ее территории… Ну просто чума какая-то, а не женщина!»

Вслух же он проговорил:

– Я был в поселке Комарово…

– Как интересно! – удовлетворенно промурлыкала Ленская. – Гуляли? На природу выбрались? Ну да – лето, погода отличная… Комарово – чудесное место… я бы тоже хотела выбраться за город, да работы слишком много! – она притворно вздохнула и бросила на Старыгина цепкий, пронзительный взгляд.

Больше всего Александра Павловна была сейчас похожа на кошку, которая выпустила полузадушенную мышь и делает вид, что совершенно про нее забыла. Но при этом следит за ней исподтишка, полуприкрытыми глазами, чтобы, как только несчастная мышка попробует улизнуть – тут же прихлопнуть ее когтистой лапой. И повторять так раз за разом, получая жестокое удовольствие от страданий несчастной жертвы.