Фриц вытащил тигель из шкафа, заглянул в него.
Сосуд был наполнен крупными, матово отблескивающими кристаллами золотисто-зеленого цвета, напоминающего цвет крыльев майского жука.
Фриц достал с полки выцветший пергамент с записями своего учителя, старого Рейни, чтобы свериться с ними и узнать, что следует делать дальше.
Конечно, Рейнхард не сам составил этот манускрипт, он только старательно перевел и записал на латыни фрагмент старинной арабской книги.
Пергамент был местами изодран, местами насквозь прожжен кислотами и едкими щелочами, но алхимик все же прочел интересующий его фрагмент.
Пергамент гласил, что, получив тинктуру аурум и остудив ее в холодном шкафу, следует приступить к последнему, сложнейшему, этапу получения философского камня. Для этого нужно к трем четвертям меркурия прибавить восьмую часть толченого винного камня, две восьмых холодной земляной соли, соединить все с частью остуженной тинктуры, а затем…
Затем часть пергамента была повреждена, и Фриц смог прочесть только два слова – уроборос мистагитус.
Из реторты повалил густой иссиня-черный дым. Фриц закашлялся, отступил от стола и неожиданно услышал за спиной торопливые неровные шаги.
Еще не повернув головы, он по этой неровной спотыкающейся походке понял, что к нему пришел герцогский ключник Алоизиус. Хромой на левую ногу, сухощавый и подвижный, Алоизиус любил внезапно появляться в самых неожиданных местах. И уж он-то ничуть не боялся лаборатории алхимика. Увидев густой дым, поднимающийся из реторты, Алоизиус перекрестился и проговорил:
– Верно сказывал отец Сильвестр – в твоей мастерской обитает сам дьявол, не к ночи будь помянут! Не знаю, как ты сумел улестить его светлость, нашего доброго герцога, только я на его месте давно бы отправил тебя на костер! Честное слово, давно отправил! Только огонь очистит твою грешную душу!
– Слава богу, ты пока не на его месте и уж точно никогда на нем не будешь, – отозвался Фридрих беззлобно. – Говори, зачем пришел, или проваливай. Мне некогда с тобой препираться, хромоногий, у меня мало времени и много работы. Его светлость хочет, чтобы я быстрее ее закончил…
– И терпение его на исходе, – ухмыльнулся Алоизиус. – И правда, сколько можно кормить тебя, бездельника? Сколько можно давать денег на твои бесовские опыты?! Даст бог, я еще увижу тебя на костре, и будет это очень скоро!
– Хватит болтать, хромой! – оборвал его алхимик. – Спрашиваю последний раз: зачем пришел?
– А я могу и уйти, – ключник повернулся и сделал шаг к дверям, – могу уйти, так и не сказав тебе, что по твою душу пришел еще один еретик, басурманин, безбожный торговец, который приносит тебе всякие бесовские зелья!
– Мохаммед пришел? – оживился Фриц. – Что ж ты мне сразу не сказал, бездельник?
– Это ты десятикратный бездельник и еще хуже того, а я – добрый христианин и верный слуга его светлости! И наш добрый господин герцог, по непонятной мне причине благоволящий к тебе, разрешил мне самый последний раз запустить в замок этого безбожного торговца, врага Христова, и оплатить из честных герцогских денег то, что ты отберешь! Только смотри, еретик, не набирай чересчур много! – И ключник погрозил кулаком.
– Хватит болтать, веди сюда Мохаммеда!
Уже выходя из кельи алхимика, Алоизиус задержался и спросил совсем другим тоном:
– Послушай, Фрицци, коли уж ты занимаешься всяким богопротивным колдовством, может быть, ты составишь какую-нибудь мазь для моего колена? Оно, подлое, так болит, что спасу нет! Особенно перед дождем и на Пасху!
– Думаю, что его светлость, наш добрый господин герцог будет весьма недоволен, если я стану составлять мазь для колена ворчливого старого хрыча, вместо того чтобы добывать для него золото. Впрочем, обещаю, когда я получу наконец философский камень, я первым делом позолочу твое колено!
Ключник что-то раздраженно пробормотал себе под нос и хотел уже выйти, но алхимик снова окликнул его и протянул маленькую темную склянку:
– Возьми, хромоногий! Втирай это в свое колено перед сном, должно помочь. А на Пасху меньше налегай на красное вино, тогда колено и не будет болеть!
Алоизиус удалился, а через четверть часа двери кельи снова распахнулись, и на пороге появился человек совершенно удивительного вида.
Он был невелик ростом, но очень широкоплеч и силен. Борода его ниспадала едва не до полу, а черные глаза сверкали, как два угля в печи. В довершение ко всему, гость был облачен в необыкновенно яркий малиновый камзол и зеленую чалму, скрепленную золотой булавкой в виде полумесяца. На плече он нес объемистую кожаную суму из тех, какие прикрепляют обычно к седельной луке.
– Мир тебе, высокоученый господин! – проговорил бородач, по восточному обычаю сложив руки на груди. – В порядке ли твое драгоценное здоровье?
– И тебе мир, Мохаммед! – отозвался алхимик. – Здоровье мое в порядке, пока мое бренное тело не отправили на костер. Но не будем о грустном. Что ты мне сегодня принес?
Мусульманин бросил свою суму на пол, развязал ее и начал перечислять находящиеся в ней редкости и диковины:
– Есть, господин, редкостный порошок из рога белого единорога. Он отменно помогает при коликах и любовном томлении. Есть драгоценная серая амбра из северных морей. Она хороша от головных болей, а также предупреждает о злых намерениях врагов. Есть высушенные лепестки черной розы из садов китайского императора…
– Мохаммед, ты так давно здесь не был, что, верно, забыл, что мне нужно. О любовном томлении я давно забыл, от колик пью горячее вино, а если голова у меня и заболит – я потерплю: скорее всего мне осталось жить не больше недели, если я не смогу изготовить философский камень. Мне нужны редкие земли, ароматические соли и прочие вещества, пригодные для алхимических опытов…